А въ мѣсте́чку сла́вно̂мъ Бересте́чку
Ой пье Ба́йда ме́дъ да горѣле́чку;
Ой пье Ба́йда да не де́нь, не два́,
Да не одну́ но̂чку дай не годино́чку.
Царь Туре́цькій къ ёму́ присила́е,
Ба́йду къ собѣ́ по̂дмовля́е:
— Ой ты, Ба́йда, да славне́сенькій!
Будь менѣ́ лы́царь да вѣрне́сенькій,
Во̂зьми́ въ ме́не Царе̂вночку,
Будь па́номъ на всю́ Укра́йночку. —
„Твоя́, Ца́рю , вѣ́ра прокля́тая,
Твоя́, Ца́рю, дочка пога́ная!“
Ой кри́кнувъ Ца́рь на гайду́ки:
— Во̂зьмѣ́ть Ба́йду до́бре въ ру́ки,
Во̂зьмѣ́ть Ба́йду извяжѣ́те,
На гакъ[1] ребро́мъ зачепѣ́те. —
Ой виси́ть Ба́йда да й не де́нь, не два́,
Да не одну́ но̂чку, да й не годи́ночку.
Ой виси́ть Ба́йда, да й гада́е,
Да на свого́ хло́пця спогляда́е,
Да на свого́ хло́пця молодо́го,
И на свого́ коня́ вороно́го.
„Ой ты, хло́пче молоде́сенькій!
Пода́й менѣ́ лучо́къ да туге́сенькій,
Пода́й менѣ́ лучо́къ
И стрѣлочо́къ пучо́къ:
Ой ба́чу я три голубо́чки,
Хочу́ я уби́ти для ёго́ до́чки.
Неха́й же я убью́ Царю́
Та на сла́вную вечерю́!“
Якъ стре̂ли́въ — Царя́ уцѣли́въ,
А Цари́цю у поты́лицю,[2]
А ёго́ до́чку въ голово́чку.
„Отъ-то́ тобѣ́, Ца́рю, да за твою́ ка́ру:
Було́ тобѣ́ зна́ти, якъ Ба́йду кара́ти.
Було́ Ба́йдѣ го́лову изтя́ти,
Его́ тѣ́ло похова́ти,
Вороны́мъ ко́немъ ѣзди́ти,
Хло́пця собѣ́ зголуби́ти.“
|
