сноснаго имъ ига польскаго, въ разсужденіи принужденія вѣры, и жидовскаго, по тягостнымъ ихъ сборамъ, истощающимъ силы ихъ и, какъ они говорятъ, самою изъ нихъ выжатою кровію обогащавшихся. Та и другая тягость, удручавшая ихъ несказанно, отмщевалась рукою ихъ полякамъ и жидамъ при настоящемъ случаѣ. Въ такомъ сихъ жителей положеніи, когда въ сердцахъ ихъ распространилась и усилилась горячность къ благочестію (православю), если отнять ихъ въ томъ свободу и, удаливъ надежду, которую они полагаютъ въ покровительствѣ вьсочайшемъ ея императорскаго величества, подвергнуть ихъ состоянію тому жъ, что и были, то я ваше сіятельство предувѣряю о слѣдствіяхъ непріятныхъ… Я не ручаюсь и за всѣхъ здѣшнихъ жителей, чтобъ нѣкоторые изъ толпы на сіи, по ихъ разумѣнію законные, подвиги въ томъ случаѣ себя не опредѣлили; я примѣтилъ уже тайную молву, будучи въ Переяславѣ, въ живущихъ близъ границы, что они равно польскимъ жителямъ думають о гайдамакахъ“[1].
Певно, що такий погляд на справу не міг викликати співчутя Паніна, перейнятого ідеями европейської рівноваги і специяльно ідеєю північного акорда. Відповідь Панїна на висше наведений лист Румянцева не дійшла до нас, але з дальшого за сим нового листа Румянцева ми бачимо, що віце-канцлєр відкрив перед Румянцевим всю ширину своїх ідей і останнїй вже конче мусїв їм скорити ся. „Ваше сіятельство, писав Румянцев, въ особѣ государственныхъ дѣлъ правителя показали мнѣ верховность своего просвѣщенія содѣяніями, относящимися къ наибольшимъ между великими, столько же и превосходства въ дружеской для меня откровенности, снисходительности и усердія. Я сіи начертанія сохраню, какъ поученія мудрости, которыя тѣмъ драгоцѣннѣе для меня, что я, онымъ слѣдуя, безпечнымъ останусь отъ всякаго преткновенія“. Що-ж до висловленої ранїйш гадки своєї, то Румянцев дуже легко збув ся її кількома словами. „Изьясню я вашему сіятельству, что мои примѣчанія, на которыя мнѣ отвѣтствуете, касательно до религіи и состоянія взволновавшихся польскихъ крестьянъ, были только гадательныя, а не положительныя;
- ↑ Переписка Румянцева. „К. Ст.“, 1882 р., кн. 10, ст. 112.
